Раз в пару-тройку сотен, а может быть, тысяч лет, Мистер, как-там-вы-его-зовете? - идет посмотреть на Свет. Надев безупречный цилиндр и вычищенный сюртук, Считает шаги тростью длинной, и держит в руке мундштук. Он смотрит, как гибнут люди, на чьей-то нелепой войне, Как самых любимых губят, придав ненасытной земле. Как сходит планета с орбиты, на сдвиг тектонических плит, Как падают метеориты, а солнце восходит в зенит. Он что-то поет, чуть слышно, под свой крючковатый нос, Идет, поднимаясь все выше, взбираясь на звездный мост. Он видит, как люди верят, в богов и черных котов, И как закрываются двери, перед парой голодных ртов. Как плачут бездомные люди, как воют бездомные псы, А жизнь им приносит на блюде, счастье куском колбасы. Как время, колечками дыма, летает в озоновом слое, Как в грязном озере рыба, мечтает о радужном море. И мистер смотрит на Землю, мир, кажется, безнадежен, Так много прячется скверны, за ворохом ярких одёжек. Он ищет людей настоящих, людей, на других не похожих, Он ищет их в лицах спящих, в потоке случайных прохожих. Часы отсчитали двенадцать, внизу, на Земле, Новый Год, И кажется мистеру, чудо, конечно же, произойдет. Но мир остается темным, сердца не становятся чище, И мистер вздохнет устало: ваш праздник - приемы пищи. Шагая по лунной дорожке, он хочет вернуться назад, Домой, к своей черной кошке, жующей цветной мармелад. читать дальшеНо вот на границе мира, у самой последней кромки, Он вдруг увидел слепого, смеющегося ребенка. "И как он может смеяться? Ведь он ничего не видит! - Не желтых горящих листьев, не алых рябиновых нитей.'' Но мальчик все так же смеялся, а с ним улыбались дети, И мистер подумал: что-то, я все-таки не заметил. Сняв свой безупречный цилиндр, лицо прикрывая от ветра, Он прошептал - удивительно, как много здесь все еще света.
У счастливых людей в доме теплый очаг И улыбка жены и проказы детей, А несчастные мир доверяют плечам, На дороге всё просто, живи и убей.
У разумных людей есть карман за душой И великая святость слепого нельзя, Мир так сложно делить на «чужой» и «чужой» И дорога – безумных стезя.
У святых есть уверенность в завтрашнем дне, Их спасут и простят, их дела сочтены. Грешным, биться в агонии где-то на дне, Умножая грехи зрелым грузом вины.
Для героев дорога всегда так легка, И смешно, словно ложь, прорывается стих, Правда слишком нелепа и слишком горька, Не бывает счастливых, разумных, святых… Нить дорог не для них, Не для них…
гы) Рассказал 2-й пилот Боинга-757 компании Транс Аэро. Дальше с его слов:
Аэропорт Гамбурга. Мы только приземлились и рулим к терминалу, за нами в ожидании посадки 4 самолёта: Люфгаза (Германия), Фидекс (грузовик), БритишАирвейс (Англия), и в верхнем эшелоне опоздавший на 4 часа ИЛ-86 Аэрофлота. читать дальше Очередь Люфганзы, но посылая на х.. диспетчера наш ИЛ чтобы сэкономить топливо начинает снижение. Служба наземного контроля, грозя всеми карами земными и понимая что русским всё пох.., пытается развести самолёты и пропустить ИЛ. Бритиш и Фидекс на посадку ещё не зашли и подчиняясь диспетчеру пропускают ИЛ. А пилот Люфганзы уже видя полосу вступает в перепалку с русскими, мол кагого х.., он немец, на немецком самолёте, в родной германии, должен заходить на 2-й круг и пропускать грёбаных русских? Получив ответ: "Потому что вы суки войну проиграли!", затихает. И бросает фразу: "Хорошо ещё жидов в воздухе нет!" На что пилот Бритиша на идеальном английском предупреждает немца что это мол "не корректно", так о евреях...
Все благополучно сели, а через час к нам в комнату отдыха зашли сотрудники авиационной безопасности и вежливо попросили пройти с ними на опознание, т. к. пилота Люфганзы который ругался с русскими ох...или в туалете, выбили пару зубов, и спустили в унитаз удостоверение пилота. И кроме русских это сделать никто не мог. Отх...ли героя знатно... Морда в крови, передних зубов нет... Но облом, из экипажа Аэрофлота он не узнал никого. А остальные "цивилизованные" не причём..
Мы готовимся к вылету, рядом с нами тот самый сокол из Люфганзы. Как тут без команды диспетчера в очередь на взлёт (отличительная черта наших лётчиков) вместо Люфганзы встаёт Бритиш. Немца прорывает, орёт диспетчеру, что это не аэропорт, а п...ец, что сесть ему мешают русские а взлететь англичане... То что мы с первым пилотом услышали на частоте Бритиша от их командира экипажа, повергло нас в шок. На русском языке, с явным одесским акцентом мы услышали: - Ребята, скажите этому фашисту, пусть таки заткнёт е...ник. А то мы с Фимой (второй пилот) ещё раз ему п..ды дадим от всего еврейского народа!
Я пристрастилась утром засыпать И слышать твои шорохи у входа. Я как обычно не хочу сейчас вставать. Меняю свои сны на дикий голод.
читать дальшеМеня смущает растворимый кофе, Тот, что обычно люди пьют с утра. Я обменяю свои сны на вечный холод, Такой, что околеет и зима.
Рука распишется опавшею ресницей, Чернила выльет в свежий недопитый чай Я обменяю свои сны на чудо-спицы Что бы связать тебе сегодня новый рай
Листок осенний обернет дорогу к небу Закружит в танце дождевой потухший лес. Я обменяю свои сны на голос ветра, Что б ты услышал крик любви наших сердец.
Лучше любить кого - то из книжки, Того, кто в любом случаи не забудет. Помню, я в детстве считала себя мальчишкой, Так кто мне сейчас мешает послать всех судей?
Чем я, скажите мне, хуже Принца? Нету коня, за то есть стихи и свечи. Я сочиню себе сказку - и мне приснится В кедах Принцесса и наша Вечность.
Лучше самой стать Прекрасным Принцем, Чем наблюдать табуны убогих. Кони глупы, но в руках синица Кажется лучшей участью слишком многим.
Я буду верить, что где - то живет Принцесса... Замок (пусть недостроенный он местами). В реальной жизни так много стрессов! Лучше я буду дышать мечтами.
Теория пассионарности и «Сверхъестественное». В работе "Этногенез и биосфера Земли" Лев Гумилев дал следующую классификацию человеческих особей: - пассионарии; - гармоничные; - субпассионарии.
Пассионарии - люди, у которых импульс самопожертвования сильнее, чем инстинкт самосохранения. «Они самим фактом своего существования нарушают привычную обстановку, потому что не могут жить повседневными заботами, без увлекающей их цели. … Пассионарность отдельного человека сопрягается с любыми способностями: высокими, малыми, средними; она не зависит от внешних воздействий, являясь чертой конституции человека…». Термин «самопожертвование» в данном контексте шире, чем мученичество, это принесение житейского комфорта в жертву поставленной перед собой цели, какой бы она ни была. Пассионарий – это не всегда герой, но всегда человек с шилом в заднице.
«У подавляющего большинства нормальных особей оба эти импульса [самопожертвования и самосохранения] уравновешиваются, что создает гармоническую личность, интеллектуально полноценную, работоспособную, уживчивую, но не сверхактивную». Это «люди, предпочитающие безопасность риску, накопление - быстрому успеху, спокойную и сытую жизнь – приключениям».
Субпасиионарии - люди, у которых импульс самосохранения сильнее, чем импульс самопожертвования. Субпассионарий ненавидит пассионариев «со всей страстью, на которую способен обыватель, чувствующий, что надо что-то сделать не для себя, а для общего дела. В этих случаях субпассионарий сразу начинает искать повод, который позволил бы ему уклониться от любых обязанностей».
<><><><>
Если применить эту теорию к сериалу, то из еще живых персонажей Дин Винчестер, Гарт, Кроули, Мэг - пассионарии. Сэм Винчестер - гармоничный. Он, безусловно, восприимчив к влиянию пассионариев, и находясь рядом с ними, может заражаться пассионарностью. Но если он отдаляется, импульсы затухают, и он без малейшего дискомфорта погружается в повседневные заботы.
Такой подход многое бы объяснил. В реальной жизни пассионариев очень и очень мало, большинство людей в лучшем случае может отнести себя к гармоничным. Зато в приключенческих сериалах персонажи-пассионарии, как правило, преобладают. Поэтому Сэм изначально имеет некоторый гандикап. На фоне гиперактивности прочих его нормальность кажется ущербностью. А ведь уровень пассионарности является врожденным признаком. Сэм не имеет над этим власти, это такая же его часть, как темперамент или цвет глаз. И вот еще что. Пассионарный и гармоничный типы, даже будучи готовы умереть друг за друга, в глубине души неизбежно считают друг друга странными.