[samdina]

Вера Полозкова
я вообще считаю, что женщины бывают абсолютно честны с окружающей действительностью только несколько дней в месяц, в пмс.

дальше

это такое, ну, ясновидческое состояние, близкое к экстрасенсорному экстазу. то есть тебе среди бела дня, безо всякого дешевого спиритизма, без единого сигнала с марса, внезапно и резко, как падает покрывало со свежепоставленного памятника, становится ясно: тебе лгали. все это время. тебя грязно и гнусно используют. все. ничего более бессмысленного, тупого и бездарного, чем твоя жизнь, невозможно себе представить. ты страшная. толстая. инфантильная. тебя никто не любит, и молодцы. и правильно делают. и денег нет, и это тоже, деточка, карма. все плохо. все упоительно, бессовестно, душераздирающе плохо.

и это, конечно, не может быть простым стечением обстоятельств. это подстроено. хладнокровно и тщательно, всеми теми, кто казался тебе близким. то есть, все, конечно, постарались, чтобы отравить тебе существование, и это безэмоциональное тупое бревно, которое ты так долго принимала за бойфренда, и твоя подруга, и твои преподаватели - но мама, она, конечно, превзошла всех. такую тонко продуманную, изощренную, дикую подлость могла, конечно, только она проделать. родить именно тебя! именно такой! именно на этих гребаных задворках галактики!

немыслимо. непостижимо.

а ты всем веришь. кромешная, непростительная слепота! а они все мерзко хихикают в кулачок за твоей спиной. но теперь тебе все известно. ты отомстишь.

я полагаю, кстати, что никите, тринити, ларе крофт, эон флакс и всяким прочим бронебойным теткам - каким-то образом постоянно поддерживают состояние пмс в организме, чтобы этот трагический инсайт не проходил, чтобы в глазах влажно светилось "предатели!", и руки белеющими костяшками стискивали бластеры и рогатки, и в виске пульсировало что-нибудь на манер умри-все-живое.

это очень вдохновенное и разрушительное состояние. ты прозреваешь. ты преисполняешься силой и жаждой возмездия. ты становишься оголенный провод, зачищенный контакт, опасная бритва. ты вырастаешь прямо в ангела-истребителя.

твоей мощи может быть килограммов сорок в тротиловом эквиваленте, и в рамках квартиры это, конечно, маленькая хиросима; еще паре людей ты все скажешь - все! наконец! скажешь! прямо! в лицо! - но дальше этого, как правило, не пойдет. тебя не завербуют в ангелы чарли, в орианы фаллачи и солдаты джейн, и спустя пару дней станет ясно, что это и к лучшему.

ты подумаешь: ну да, все достаточно неприятно, но ведь жили же как-то; позвоню что ли чуковской, спрошу, все ли действительно так ужасно; а вот, кстати, в гости позвали, как славно, оладушки, винцо; хвост, что ли, сдать, давненько что-то не брали мы в руки шашек; и так вот тихонько, торопливо, по-девичьи, зачинаешь заедать, задабривать, заглаживать все эти черные дыры в голове, подсовывать внутреннему огнедышащему дракону какие-то подачки и сладости, дешевенькие, испуганные; и все унимается, и становится даже не то чтобы хорошо - сносно .

самое смешное, что, как бы ни были беспощадны такие озарения, они иногда оказываются единственно правдивы; это как если раздернуть тяжелые гардины с утра, и под веки вопьется острый гестаповский свет - жестоко, но по-другому фига с два проснешься. драконы из тебя никуда не деваются, они просто кормятся до отказа седативами и косеют; когда все хорошо, когда все так, как надо - бывает просто устало или печально, но никого не хочется убивать; значит, где-то действительно сломано, не заживает.

я сегодня в журнале "большой город" увидела варежку для влюбленных, с двумя отверстиями вместо одного, связанных так, чтобы внутри было удобно держаться за руки.

было ощущение, что эту варежку блэйдовским мечом вогнали мне в голову: слезы текли сами собой.

это если не считать подробных психоаналитических снов, из ночи в ночь, где я пытаюсь мучительно выяснить, что ж я сделала не так, что меня не полюбили, не услышали; это если не считать того, что все асечные беседы свелись к медикаментозным абортам и безденежью-безденежью-безденежью; это если не брать в расчет то, что у меня вожделенные каникулы, а сижу по шестнадцать часов перед монитором, каждые пару минут обновляя почту, потому что это, собственно, все общение, которое мне только по силам.

мир мне ни черта не должен, конечно - но осадочек, осадочек остается.

и ясно же, что забудется, изгладится, успокоится. такое время, детка, такое подлое гормональное устройство.

только это давно так, и ты, каждый раз, как окошко почты, пытаешься обновить окружающую реальность, но она с обезоруживающей регулярностью оставляет у твоих ног одно и то же разбитое корыто.

а значит, дело ни черта не в пмс; хотя об этом, понятно, лучше не думать.