ПЕРЕКАТИ ПОЛЕ
Это была истинная весна, какой мы ее всегда ждем: теплая, солнечная, ласковая. Ни заморозков, ни резких скачков назад в зиму или в лето. Терпкий воздух, вязкий от нежной влаги, собравшей пыльцу многоцветья, скатывался в легкие и оставался там надолго. Взошло все, что только могло взойти, даже семена и корешки, дремавшие и ждавшие своего часа в почве много лет. Холмы и пологие склоны оврагов предгорий Каратау, тянущиеся от шоссе до самого горизонта, сплошь были устланы разноцветными покрывалами из алых маков, тюльпанов или фиолетового клевера. Среди них попадались правильные зеленые и желтые многоугольники - пашня зеленая с взошедшими озимыми или незасеянная желтая от одуванчиков. Казалось, что вот-вот, как в фильмах Спилберга, раздвинут землю, вздыбятся в свой исполинский рост и обрастут титанической мясной плотью скелеты динозавров, таящиеся в здешних недрах. Раздадутся пронзительные крики птеродактилей, распахнувих свои могучие крылья, оскаливших зубастые клювы…
Я спрыгнул на шоссе с подножки вишневого «Икаруса», не доехав нескольких километров до местного многонационального захолустного городка, населенного в основном поселенцами, мутировавшими от безнадеги и пьянства. До экспедиции было довольно далеко - в степь по грунтовой дороге. Но, к счастью, меня дожидался на обочине наш зеленый облупленный геологический «зилок». А через его разбитое лобовое стекло мне приветливо улыбался щербатым ртом и щурил и без того раскосые глаза-щелочки Жолдас – наш никогда не просыхающий водила. Я махнул ему рукой, пробежал вперед по колее, свернул на луг и сорвал с единственного корешка огромный розовый шар, который приметил еще из автобуса. Шар источал дурманящий медовый запах. – В нашем фанерно-щитовом домике, наверняка, уже ждала и выглядывала в оконце моя лучезарно-улыбчивая Синеглазка.
С трудом я втиснулся в кабину, слегка сдавив упругие влажные стебли «шара», унизанные мелкими цветочками, похожими на утреннеюю зарю. Думаю, это была верблюжья колючка.
– Гони, родимый!
–А, это? – Жолдас кивнул на разбитое стекло и незлобно выругался: «Суки!». Он брезгливо взял двумя пальцами острый осколок, раскачал и выдернул его, как молочный зуб, и выкинул за борт.
–Поехали-прехали! Надышаться можно только ветром! – мечтательно произнес я.
– Ну, тогда ветер в харю! Алга! (Вперед!) – перевел мою метафору шоферюга на свой произемленный язык и дал по газам.
Жолдас, как истинный джигит, всегда ездил прямо, игнорируя повороты грунтовки и ухабы. Скорости переключать он тоже не любил. Я подпрыгивал на пружинистом сидении, бился головою в потолок и улыбался…
В каком-то военном романе я прочел высказывание старого ополченца, что с молодоженами-новобранцами бесполезно разговаривать, потому что у них зрачки обращены внутрь. Оно как нельзя лучше отражало мое состояние...
Какой большой ветер!
Когда на душе бывает скверно, а мороз хватает за бока под ватником, я вспоминаю тот весенний день.
Я спрыгнул на шоссе с подножки вишневого «Икаруса», не доехав нескольких километров до местного многонационального захолустного городка, населенного в основном поселенцами, мутировавшими от безнадеги и пьянства. До экспедиции было довольно далеко - в степь по грунтовой дороге. Но, к счастью, меня дожидался на обочине наш зеленый облупленный геологический «зилок». А через его разбитое лобовое стекло мне приветливо улыбался щербатым ртом и щурил и без того раскосые глаза-щелочки Жолдас – наш никогда не просыхающий водила. Я махнул ему рукой, пробежал вперед по колее, свернул на луг и сорвал с единственного корешка огромный розовый шар, который приметил еще из автобуса. Шар источал дурманящий медовый запах. – В нашем фанерно-щитовом домике, наверняка, уже ждала и выглядывала в оконце моя лучезарно-улыбчивая Синеглазка.
С трудом я втиснулся в кабину, слегка сдавив упругие влажные стебли «шара», унизанные мелкими цветочками, похожими на утреннеюю зарю. Думаю, это была верблюжья колючка.
– Гони, родимый!
–А, это? – Жолдас кивнул на разбитое стекло и незлобно выругался: «Суки!». Он брезгливо взял двумя пальцами острый осколок, раскачал и выдернул его, как молочный зуб, и выкинул за борт.
–Поехали-прехали! Надышаться можно только ветром! – мечтательно произнес я.
– Ну, тогда ветер в харю! Алга! (Вперед!) – перевел мою метафору шоферюга на свой произемленный язык и дал по газам.
Жолдас, как истинный джигит, всегда ездил прямо, игнорируя повороты грунтовки и ухабы. Скорости переключать он тоже не любил. Я подпрыгивал на пружинистом сидении, бился головою в потолок и улыбался…
В каком-то военном романе я прочел высказывание старого ополченца, что с молодоженами-новобранцами бесполезно разговаривать, потому что у них зрачки обращены внутрь. Оно как нельзя лучше отражало мое состояние...
Какой большой ветер!
Когда на душе бывает скверно, а мороз хватает за бока под ватником, я вспоминаю тот весенний день.